БОЛЕЕ ДВАДЦАТИ СУТОК 12 МОРЯКОВ ЖДАЛИ СПАСЕНИЯ

…В десятом, кормовом торпедном, отсеке остались отрезанными 12 человек, в течение последующих 23 суток дышавших остатками запасов сжатого воздуха…

Десятый отсек К-19.

24 февраля, когда субмарина возвращалась в базу после окончания боевого патрулирования, за полчаса до побудки в девятом отсеке возник сильный пожар. Согласно выводам специальной комиссии возгорание произошло в результате попадания масла из утратившего герметичность трубопровода высокого давления управления гидравликой на разогретую поверхность фильтра. Огонь быстро пережег находившиеся рядом силовые кабели и трубопровод воздуха высокого давления, что привело к стремительному возникновению объемного пожара.
Вахтенный успел доложить на центральный пост о возникшей аварии и поднял людей. Правда, в соседние отсеки успели выйти не все подводники.
Старшину отсека главного старшину Александра Васильева найдут через несколько недель полуобгоревшим около самого очага пожара со шлангом системы пожаротушения в руках.

Из прожженного трубопровода в горящий отсек поступал воздух из кормовых баллонов воздуха высокого давления, что послужило причиной возникновения избыточного давления и загазованности восьмого отсека.
Старший лейтенант Евгений Медведев, тогда командир группы БЧ-5, вспоминал:
«Я лежал в каюте восьмого отсека, когда услышал сигнал аварийной тревоги. Поднял управленцев и велел им разобрать аппараты. Переборки уже были загерметизированы. Почти сразу же поступил приказ из центрального поста принять личный состав из девятого отсека. Когда же отдраили переборочную дверь, в отсек вместе с личным составом ворвались клубы дыма. Вновь загерметизировались, начали включаться в ИДА. И в это время резко ударило по ушам, через переборочные сальники и вентиляцию повалил дым«.

Фактически мощный огненный факел стал своего рода генератором раскаленной и сильной струи угарного газа. Через прожженный трубопровод системы воздуха высокого давления воздух стравливался в аварийный отсек и смешивался с продуктами горения, а затем проникал в остальные отсеки субмарины.
В десятом, кормовом торпедном, отсеке остались отрезанными 12 человек, в течение последующих 23 суток дышавших остатками запасов сжатого воздуха.
А в это время в восьмом отсеке — электромоторном — героически погибали моряки-подводники из БЧ-5, расплачиваясь своими жизнями за бесперебойную работу корабельных реакторов и турбин, которые, не останавливаясь, тащили и тащили ракетоносец, казалось, с умопомрачительной, бесконечной глубины наверх, к поверхности океана.
Уже позже аварийная партия обнаружит многих электриков, турбинистов и управленцев на их боевых постах — у пульта управления главной энергоустановкой, у маневровых устройств и дизелей. Практически все они погибли от отравления угарным газом — изолирующие дыхательные аппараты не смогли спасти им жизнь. И все же экипажу удалось вывести корабль в надводное положение, после чего пострадавших подводников стали выносить в центральный пост, а уже затем их поднимали на мостик, где им оказывалась посильная медицинская помощь.

Наконец АПЛ «приподнялась» над волнами — опасность ее гибели миновала. Тут же стали готовиться к буксировке корабля в базу. Но в десятом отсеке по-прежнему блокированными оставались 12 подводников во главе с командиром отсека капитан-лейтенантом Борисом Поляковым. Изолированные от внешнего мира группой выгоревших отсеков, заполненных ядовитыми продуктами горения, они продолжали фактически голыми руками бороться за свои жизни. Люк на палубу надстройки находился в девятом, соседнем, отсеке — единственный путь наверх, таким образом, был отрезан.

Позже уже капитан 3-го ранга запаса В. Заварин вспоминал: «Любая попытка перейти из десятого отсека в центральный пост вела к смерти. Девятый отсек горел, восьмой горел, седьмой был загазован, температура в нем — за сотню градусов, шестой отсек был загазован, пятый отсек затоплен и загерметизирован. Чудом сохранилась связь — благодаря огромному телефону двусторонней связи. Мы над этим телефоном смеялись — чудо образца 1916 года на атомоходе! Но это «чудо» работало помимо телефонной станции и без источников питания. Для вызова абонента надо было крутить ручку магнето«.

Когда удалось установить связь с заблокированным отсеком, выяснилось: все 12 человек живы, но ситуация там тяжелая. Если сбор воды удалось организовать при помощи различных емкостей, то еды практически не было — только две коробки сахара. Эта скудная пища была командиром отсека предусмотрительно поделена на микродозы и выдавалась подводникам ежедневно. Интересно, что капитан-лейтенант Борис Поляков, награжденный затем орденом Красной Звезды, оказался достаточно тонким психологом и командиром с большой буквы. Чтобы избавить оказавшихся под его командой моряков от угнетающего, изматывающего и подрывающего боевой дух тягостного безделья с его безрадостными размышлениями о приближающемся конце, он организовал посменную работу «по охлаждению переборки для снижения температуры в отсеке«. С технической точки зрения это был абсурд. Но с точки зрения психологии — только так и можно было выжить в замкнутом пространстве, в темноте которого притаилась смерть, дыхание ее можно было, наверное, в буквальном смысле этого слова ощущать на себе.

Работа выполнялась оказавшимися в многосуточном плену подводниками с предельной тщательностью и по четкому расписанию. Одни мочили простыни в воде через вскрытую горловину кормовой дифферентной цистерны (кормовая дифферентная цистерна относится к группе цистерн вспомогательного балласта, которые служат для регулирования и поддержания заданной величины плавучести и дифферента подводной лодки в подводном положении). Другие отжимали и расправляли, и еще кто-то, растягивая, прикладывал к не очень горячей переборке. По часам со светящимся циферблатом делали заданную выдержку. Затем теплая простыня шла на смачивание, а ей на смену шла другая, смоченная и отжатая. Работа выполнялась посменно: одна смена работала, другая отдыхала. В такой ситуации уставшим морякам просто не оставалось ни секунды на какие-либо «тяжкие думы».

Однако долго продолжаться так не могло. Любому, даже чрезвычайно сильному организму, без достаточного количества воды и пищи приходит конец. Опытные врачи выдавали прогноз: наличных средств для поддержания жизни «узников» хватит еще максимум на 5-7 суток. Потом — всё!!!

Слово Юрию Сенатскому:
«Параллельно с подготовкой лодки к буксировке специалисты в контакте с подводниками всех профилей и рангов интенсивно прорабатывали варианты спасения подводников, в докладах которых начали звучать тревожные нотки. Люди стали терять силы. И немудрено — шла третья неделя их заточения. Некоторые предложения передавались на проработку Москве. И последовательно отвергались ею. Вариантов спасения выбрали два. Особо привлекал вариант вентиляции девятого отсека (он, как отсек-убежище, был конструктивно приспособлен для сквозной вентиляции воздухом от средств аварийно-спасательной службы) с химическим анализом отводимого воздуха. При достижении удовлетворительного состава воздуха по вредным примесям — быстро вскрыть люк этого отсека на палубе надстройки и группе спасателей, включенных в изолирующие дыхательные аппараты, с их запасными комплектами спуститься в девятый отсек, открыть дверь в десятый, зайти в него, помочь включиться в дыхательные аппараты подводникам и обеспечить их выход на палубу. При этом обеспечивающие эту операцию на палубе держали бы верхний люк закрытым, страхуясь от захлестывающей волны. Другой, чуть менее привлекательный, вариант предусматривал сквозную вентиляцию всех отсеков и вывод в дыхательных аппаратах обитателей десятого отсека в носовые, незагазованные отсеки, где они будут находиться до последующей эвакуации на плавбазу«.

Но тут неожиданно возникла достаточно серьезная конфликтная ситуация. Уже минула третья неделя плена подводников в десятом отсеке, а операция по их спасению так и не начиналась — не было команды.

Вспоминает Юрий Сенатский:
«Поздним вечером походный штаб привычно собрался за столом флагманской каюты. На зеленом сукне лежала готовая к обсуждению и визированию нами итогово-плановая телеграмма главкому ВМФ. По уже сложившейся традиции адмирал флота Касатонов пододвинул ее первому мне. Почти дословно помню текст. «Учитывая чрезвычайно высокую ценность объекта, планирую завтра начать форсированную буксировку. Действия по спасению из десятого отсека приостановить до прибытия в базу. Прошу одобрить». Я искренне уважал Владимира Афанасьевича. Я видел, как работает он в экстремальной ситуации. Это был настоящий моряк, по праву носивший высокое звание адмирала флота и Героя Советского Союза и обладавший главным качеством: в критический момент брать всю ответственность на себя. Возможно, у него были основания принять такое решение, были какие-то особые причины «высшего порядка» — возможно. Но какими бы «высшими государственными интересами» телеграмма ни была продиктована, завизировать я ее не мог. Я доложил: во всех случаях первоочередной целью считаю спасение людей. Всю работу на лодке понимаю как путь к спасению подводников из десятого отсека, которое надо начать завтра же. Визировать телеграмму не могу. Глаза флагмана сделались колючими. «Товарищ капитан 1-го ранга, — проговорил он, четко отделяя каждое слово, — я не привык взаимодействовать с офицерами, которые не разделяют моих взглядов. Не могу позволить себе рисковать многомиллионным народным достоянием. Назовите фамилию специалиста-спасателя, который заменит вас в составе штаба. Приготовьтесь к перебазированию на «Гаджиев» сейчас же! Можете идти!».

Спасательный отряд приступил к операции по деблокированию узников 10-го отсека, как говорится, с быстротой молнии. 18 марта все 12 человек были благополучно выведены из отсека. Точнее, их не выводили. Ослабевших и едва живых, их буквально выносили на руках, причем отвыкшим от света морякам даже пришлось повязать на глаза повязки. Кого-то пришлось выносить только на носилках, они уже одной ногой стояли в могиле. «Считайте День Парижской коммуны вторым днем рождения!» — так встретили их сослуживцы.