Конец «Хиросимы»

Заканчивает свое существование одна из самых знаменитых субмарин отечественного военно-морского флота. К-19 заслужила славу самой невезучей подлодки ВМФ. Из бухты Ара близ Видяево ее отправляют в последний путь   как говорят подводники,  на иголки . Неудачи первый отечественный атомный подводный ракетоносец проекта 658М преследовали, можно сказать,  с рождения . Взрывы и пожары начались еще во время строительства подлодки   спешили отрапортовать о сдаче АПЛ до конца 1960 года. Еще два серьезных ЧП случились во время швартовых испытаний и во время первого пуска реактора. 4 июля 1961 года   авария ядерного реактора в Северной Атлантике, первая на атомных ракетных подлодках ВМФ. Командиром К-19 был капитан 2 ранга Николай Затеев. В течение недели от лучевой болезни умерли 8 членов экипажа. После этой аварии К-19 заслужила зловещее прозвище  Хиросима . Непосредственные участники этих трагических событий рассказали о них «ГАЗЕТЕ».
ВСЕ ВОСЕМЬ СОЖГЛИ СЕБЯ В РЕАКТОРЕ

Виктор Стрелец, несший службу на К-19 4 июля 1961 года:

‘Произошло это в Норвежском море. Служил я электриком в носовых отсеках. Это был первый дальний автономный поход после приемки лодки. Пошли мы далеко. Мы вышли 18 июня. Это были учения. Мы должны были изображать из себя враждебную сторону, американцев. А наши лодки должны были сделать завесу и не пропустить атомную подводную лодку американцев с тем, чтобы она сделала выстрел по нашей территории. Такая наша была задача. В Норвежском море мы хотели подойти подо льды и там найти полынью — есть специальный прибор, эхоледомер, который показывает возможность всплытия. И мы должны были из-подо льдов, в непосредственной близости от советского военного пространства, произвести выстрел ракетами.

Еще никаких тревог, ничего не было. Мы вышли в третью вахту — с 4 до 8 утра. Я в 4 часа обошел свое заведование с 1-го отсека по 5-й, успел пройти, послушать. Вернулся с центрального поста во 2-й отсек. Надо было замерить электролит в аккумуляторах. Кроме того, данные надо было сдать в конструкторское бюро, которое разработало их. Мы обязаны были делать замеры каждую вахту, каждые 4 часа замерять плотность электролита. В этот момент подбежал наш офицер Погорелов, разбудил командира. Командир, одеваясь на ходу, побежал на центральный пост.
 
Когда ЧП случилось, еще никто ничего не знал, знал только пульт управления. Это произошло в 4 часа 10 минут. Только началось дежурство. Заметили, что упало давление в первом контуре реактора. Там четыре контура. Первый   это теплозащитный, вода под давлением 300 атмосфер, примерно такая же температура. Второй контур   рабочий, который идет на турбины, вращает электрогенераторы. Третий контур охлаждает второй. Четвертый   это забортная вода. Система такая нужна, чтобы по радиации не определить лодку. Если вода радиоактивная, то сверху самолет сможет это определить и по ней разыскать лодку. Короче говоря, давление упало неизвестно почему. Попытались подкачать, запас был, но вода по-прежнему уходила.
Командир тут же собрал офицеров  Разрыв, разгерметизация. Дело в том, что быстро не найдешь, где разорвало. Там маленькая — миллиметров 10 толщиной снаружи, а внутри еще меньше, 5 мм, — индикаторная трубка, которая показывала давление в системе. Эти данные поступали на пульт. Вот она и лопнула.
Было принято решение, что если мы не охладим стержни, они же разогрелись, они могут оплавиться, стечь в поддон, и может произойти взрыв или реакторный, или тепловой, тогда еще толком никто не знал, что может произойти. Сейчас говорят, что могло произойти как в Чернобыле, а как там — бог его знает. Приняли решение пресной водой охладить. Приварить трубки к крышке реактора и через него закачать эту воду.
8 человек ходили две смены, потому что там восьмерым сразу делать ничего нельзя. Они заходили по 2—3 человека, варили электросваркой. В 5-м отсеке стоят дизель-генераторы, от них подключили, подвели провода, и ребята сварили нештатную, как говорят, систему охлаждения реактора.
Это была ситуация, похожая на то, что случилось в Чернобыле, только без разрушения реактора. А Борис Корчилов, главстаршина Борис Рыжиков, матрос Коля Савкин и другие его своим телом прикрыли. Это спасло от теплового взрыва. Все они получили огромные дозы облучения   в 5—6 тысяч бэр. Умерли через несколько дней в страшных муках  Я видел этих ребят сразу после того как их вынесли из отсека. Сами они выйти не смогли. У них до неузнаваемости изменились лица, отказала речь  Все восемь сожгли себя в реакторе.
Прошло время, температура в реакторе упала. Сколько времени продолжалась эта операция? Часа четыре, наверное. На коротковолнике связались с нашими дизельными лодками, участвовавшими учениях. Сначала дизельная лодка откликнулась. Она подошла к нам…
Многие ребята умерли потом от радиации. У нас был экипаж 125 человек и 14 прикомандированных. Из 139 человек сейчас осталось меньше половины. Уходили в основном довольно молодыми. От радиации.
В Полярном подъехали машины ‘скорой помощи’. Ребят, которые переоблучены, — на носилках в госпиталь. Если бы еще сутки — мало кто остался бы в живых’.

‘Я ДОВОЛЕН   В АМЕРИКАНСКОМ БЮДЖЕТЕ ДЫРКУ СДЕЛАЛ’
Следующим серьезным ЧП в биографии К-19 стало столкновение 15 ноября 1969 года с американской подлодкой  Гэтоу . В то время командиром К-19 был Валерий Шабанов:
‘К-19, что и говорить, — роковой корабль. Я тоже сначала считал, что все это ерунда. Началось с того, что во время строительства несколько взрывов, пожаров было, четыре или пять человек погибли. Торопились. Помню, висел лозунг:  Обгоним «Джордж Вашингтон»!  (американский аналог К-19. — ‘ГАЗЕТА’). Тогда еще не знали, что американцы его уже спустили. А мы еще в цеху стояли. Потом, когда спускали, шампанское не разбилось. Это была, как говорится, плохая примета.
В 69-м американская лодка «Гэтоу» занималась разведкой у наших берегов. Как потом выяснилось, у нее была сверхсовременная разведывательная аппаратура, она нарушала   и ей было разрешено их командованием нарушать   международные воды. Она подходила к острову Кильдин на 1,5—2 мили, чуть ли не вплотную. Занималась разведкой, прослушивала   официально якобы для определения места. А гидрология, то есть подводная слышимость, была такая, что ни американские станции, ни наша в общем-то ничего не слышали. Фон такой, что гидроакустика бессильна. Есть тонкий слой наверху, когда можно прослушать, поэтому, наверно, у командира их лодки создалась иллюзия, что он все слышит.
Мы шли в подводном положении, я отдыхал. У них командир   Буркхардт   тоже спал. У них был старший помощник, у меня был замкомдива на центральном посту. И мы очень мягко столкнулись — как в вахтенном журнале записано, «после чего нос лодки приобрел форму бульдозера». Конечно, вся акустика вообще вышла из строя. Но всплыли   ничего не обнаружили. Слышать   ничего не слышим уже, а увидеть   увидели: что-то вроде ватника плавало. Ну, мало ли что в море плавает.
А их действия, оказывается, были такие: с перепугу их командир БЧ-3 привел оружие в готовность. И ракету-торпеду «Саброк» уже приготовил выпустить по нам. Слава богу, командира подняли. Авария очень серьезная была у них, лодка уже не могла выполнять боевых задач. У меня впечатление такое, что мы в шпангоут им врезали, в ребро, уж больно ровненько так, как по дуге. Ну, их командир донес, и ему приказали переписать все журналы   вахтенный, машинный: вы в этом районе не были. И следуйте во Флориду. Там им ремонт обошелся в солидную сумму. Так что я доволен   хоть немного, но в американском бюджете дырку сделал. Хотя в общем-то особой заслуги не вижу, потому что я в это время дрых.
Это все стало известно уже через 10 лет. Буркхардт потом уже описал, как все было, но сильно врал. Якобы следил за мной с самого Белого моря, а я там и не был. Видно, разведка потом донесла, что это была наша К-19.
Говорят, в американских листках по учету кадров есть такая графа ‘везет   не везет’. Для К-19 четко можно сказать: не везет!’.

‘ЭТО МОЯ, МОЖЕТ, ВИНА В ИХ ГИБЕЛИ, НО ТОГДА БЫ МЫ НЕ ВСПЛЫЛИ’
Рассказывает Виктор Милованов, в 1972 году служивший на К-19 капитан-лейтенантом:
‘На К-19 я служил командиром дивизиона движения. Командиром был Кулибаба Виктор Павлович. Начинал я свою службу в 66-м, а закончил в 72-м в Атлантике свой поход. Моя родная «Хиросима» не отпускала меня. Зато отправила в 37 лет на инвалидность.
В 72-м, 24 февраля в 10.27 утра, в центре Атлантики — мы уже возвращались. Куба знаете как расшифровывалась:  Коммунизм у берегов Америки . Мы там были на боевой службе. Там это и произошло. Причина аварии   разрыв трубопровода гидравлики в 9-м отсеке. Когда вызывали конструктора лодок, Ковалев такой был, он обнаружил: среди 120 кабельных электротрасс, в центре, проходил трубопровод гидравлики. Вы понимаете, эта конструкторская недоработка многого стоила, потому что при давлении системы гидравлики в 80 килограммов не определить, если появился где-то игольчатый свищик. А пары-то появляются в гидравлике. Соответственно эти пары окутали всю систему кабельных трасс.
В 9-м отсеке утром завтрак готовили. Матрос запустил фильтр ФМТ, и произошло попадание на вентиляционный фильтр искорки  А он уже был пропитан этими парами гидравлики. Концентрация была приличная. Возник объемный пожар, там переборки выгорели даже  Аварийную тревогу потом уже сыграли. А в тот момент матрос Заковенко, из турбинистов, не сразу доложил. Он увидел вспышку на фильтре в трюме и кинулся будить старшину отсека Васильева. Кстати, отец Васильева приезжал и чуть командира, Кулибабу, не пристрелил на похоронах, отобрали оружие у него.
Так вот. Пока он этого старшину будил, момент был упущен. Васильев кинулся и сгорел в огне. Сыграли аварийную тревогу.
А я и комдив-2 Лева Цыганков в двухместке в 8-м отсеке спали как раз   я был с  собачьей вахты , с ноля до четырех. Я кинулся на пульт сразу. Доложили, что пожар в 9-м отсеке. Народ начал кидаться из 9-го отсека в 8-й. Я задраил переборку и подложил болт в 8-м отсеке. Это моя, может, вина в их гибели, но тогда бы мы не всплыли. С пульта всех выгнал, оставил с собой одного Ярчука, старшего лейтенанта. Остальным велел покинуть пульт. А глубина — 120 метров. Я попросил центральный всплывать. Меняев Рудольф там был, механик, и Кулибаба Витя. Говорю: срочно всплывайте, потому что в 8-м уже насосы останавливаются.
Когда я с пульта всех отправил, Лева Цыганков с пульта не хотел уходить, отдал свой дыхательный аппарат старшине Горохову. Тот ушел, а Лева мокрой тряпкой закрылся и за пульт зашел, и все — там концы отдал. Я задраился на пульте. А у Ярчука, управленца, аппарат не включился. Хотя опытный такой парень. Я попробовал   а он холодный, лежит головой на пульте на правом борту.
Я один остался там, до всплытия держался, а потом, при всплытии, только заколыхались, я запросил разрешения уйти, потому что там уже опасно было с реакторами. Я когда там шел, палуба красная была в 6-м отсеке. Сигнализация не работала. Я оба ключа снял, компенсирующие решетки опускал вручную, потому что водяные стержни упали. Меня потом нашли в районе 5-го отсека, на переборке из дизельного в ракетный отсек. Лежал, говорят, с кровью у рта. Я не помню дальше. У меня, наверное, аппарат отработался.
Я очухался, когда Пискунов, врач, мне рот в рот дышал, и он мне флотскую кружку спирта влил. Я вытравил все. Потом, на третьи сутки, очухался от холода, замерз. А я среди трупов лежал. Я помню лейтенанта Хрычикова, управленца, его похоронили — в центре Атлантики опустили за борт. Его и главного старшину Казимира Марыча. И вот я среди них.
А потом  Хода ж не было, ураган был такой, говорят, впервые за 100 лет в центре Атлантики. Смотрю — в центральном посту роба горизонтально висит. А не понимаешь, что ты сам не вертикально. На 90 градусов клало.
В основном все нормально себя вели. Были, конечно, офицеры, которые прятались под трапом. Это один такой был, Минакин, его мы с Кулибабой пытались оторвать от трапа. Бросил ракетные отсеки и прятался, капитан второго ранга. На буксире его отправили. Ну, это из партийных работников. Он потом был вторым секретарем райкома партии в Сочи.
А тем, что в 10-м были, подавали граммами воздух, чтобы они кессонки не получили. 24 суток они там были. Конечно, концентрация двуокиси углерода там была страшнейшая.
На базу мы пришли, меня и некоторых товарищей в госпиталь, в отдельную палату. Жучки прослушивающие поставили. Не знали: за решетку сажать или ордена давать. Короче говоря, одного меня диплома лишили. Я же кончал Дзержинку    инженер-механик спецэнергоустановок . А мне где-то в топливный отсек флота предлагают, начсклада. В общем, подчистую демобилизовали, по состоянию здоровья. А на гражданке признали, что инвалидность получена в период прохождения военной службы, 2-й группы, с 37 лет.
Невезучая она, К-19,   и над водой, и под водой. И пожары, и разгерметизация, и в 61-м авария ‘.
СПРАВКА
Невезучая девятка
У моряков есть такое суеверие: все лодки, номера которых оканчиваются на 9, — невезучие.
Атомная подводная лодка К-19 Северного флота:
1961 год — авария атомного реактора, погибли 8 человек, остальные члены экипажа получили большие дозы облучения.
1969 год — столкновение с американской подводной лодкой ‘Гэтоу’.
1972 год — пожар в девятом отсеке. Погибли 28 человек, при спасательных работах — еще двое.
8 марта 1968 года подлодка К-129 Тихоокеанского флота затонула в период несения боевой службы у острова Гуам. Погибли более 100 человек.
Лодка поднята силами США в 1974 году.
В 1970 году атомная подводная лодка Северного флота К-69 столкнулась с неустановленной АПЛ ВМС США.
В том же 1970 году на АПЛ К-329, строившейся на заводе  Красное Сормово  в г. Горьком, произошел неконтролируемый пуск реактора, после чего возник пожар с большим выбросом радиации.
В начале 1983 года атомная подводная лодка Северного флота К-449 столкнулась с неустановленной АПЛ ВМС США.
В том же году 24 августа АПЛ Тихоокеанского флота К-429 затонула около побережья Камчатки, в бухте Крашенинникова. После подъема поставлена на ремонт. По окончании ремонта снова затонула у стенки завода. Погибли 2 человека.
6 октября 1986 года атомная субмарина Тихоокеанского флота К-219 с двумя реакторами и 15 баллистическими ракетами на борту затонула в Саргассовом море около Бермудских островов вследствие взрыва в ракетной шахте. 4 члена экипажа погибли.

07.04.2002 / Илья Карпенко