Об отце Александра Васильева

Отрывок из статьи:

«…И тогда отец погибшего главстаршины Васильева достал припасенный с войны вальтер, купил билет до Мурманска и отправился убивать того, кто погубил его сына, — командира атомной подводной лодки К-19 капитана 2 ранга Кулибабу…

Командир спешил на корабль к отходу. Вьюжным ветром сдуло фуражку, унесло в волны. Он не стал возвращаться домой за шапкой: дурная примета. Но это не помогло. Из похода привезли двадцать восемь трупов.

А может, все-таки помогло? Они вообще могли не вернуться. Все. Но некоторые вернулись…


Похоронка пришла в семью сельского учителя Петра Васильвича Васильева в конце весны 1972 года, то есть тогда, когда Санька, первенец, любимец и гордость большой семьи, был давно зарыт в братскую могилу на окраине города Полярного. От села Глубокого Опечецкого района Псковской области до места упокоения сына — поболе тысячи верст.

Мать, Надежда Дмитриевна, как только дошло до нее, что старшенький больше не вернется, что он навсегда зарыт в вечную мерзлоту Кольской тундры, обезумев от горя, хватанула уксусной эссенции. Ее откачали, спасли… Долго увещевали: что же ты этак — у тебя еще три дочери да сын; у других и того нет, другим-то и того горше, когда единственного сына теряют… А она слушать никого не слушала и жить не хотела. Только об одном просила: съезди в город Полярный, привези Сашеньку, чтоб хоть могилка его рядом была. А не привезешь — все одно руки на себя наложу.

Вот тогда-то и собрался в неблизкий путь учитель Петр Васильевич. «Сына привезу. А командира-гада, что сам жив остался, а Сашку сгубил, пристрелю». Так решил для себя и упрятал в дорожную сумку тяжелый сверток с хорошо смазанным вальтером.

Поехал он не один — вместе с сыном Евгением, милиционером.

В закрытый поселок Гаджиево, откуда приходили письма сына, их не пустили, а разрешили въезд в закрытый же город Полярный, на окраине которого стояла бетонированная братская гробница. В Полярном их никто особенно не ждал. Спасибо мичману Бекетову с К-19, на которого набрели случайно и который пристроил их на ночлег. От него-то и узнал отец о страшном пожаре в Атлантике, с содроганием сердца слушал про то, как ломились матросы из девятого отсека, где вспыхнул огонь и где был сын, в отсеки соседние, смежные. Но их, сгорающих заживо, туда не пускали. Не пускали по приказу командира — капитана 2 ранга Кулибабы.

До ломоты в пальцах сжимал Петр Васильевич рубчатую рукоять пистолета в кармане:»Убью гада!» Не мог старый фронтовик такого понять: чтоб свои гибли — и не впустить. Да еще в мирное время…

— Где этот, Кулибаба который? — выспрашивал Васильев у мичмана.

— В Гаджиеве. Но вас туда не пустят. Особый пропуск нужен. Поселок режимный.

— Ничего, мне под колючку не впервой лазать… Отыщем!

Кулибаба отыскался сам. Узнал, что в Полярном отец Васильева, и пришел из Гаджиева рейсовым катером. Судьба уготовила им встречу не в Полярном, а в Мурманске, на вокзальной площади, за десять минут до отхода автобуса в аэропорт. Там, на привокзальной скамье, и учинил Васильев свой суровый отцовский допрос, с ненавистью вглядываясь в кавторанга. Круглолицый, голубоглазый, курносый — совсем не походил тот на записного злодея.

— Что ж вы им двери-то открыть не разрешили?! — спросил Васильев, переводя в кармане пальтеца флажок предохранителя. — Как же это так? Ведь еще Суворов учил: «Сам погибай, а товарища выручай!»

— Все верно, Петр Васильевич. Только у нас, на подводном флоте, так говорят: «Сам погибай, а к товарищу не влезай». Влезешь к нему в отсек спасаться — и его погубишь, и себя… Да ваш-то сын никуда и не ломился. Он первым погиб. На посту. Как герой… А был он главстаршиной девятого отсека…

* * *
Свое, как принято теперь говорить, авторское расследование второй трагедии на К-19 я начал довольно поздно — спустя семнадцать лет после того, как все случилось. И хотя я служил в бывшей столице северофлотских подводников и даже обихаживал со своими матросами на субботниках бетонный мемориал последним жертвам «Хиросимы», и хотя слышал не раз, как матросы пели в кубриках под гитару самодеятельную песню, навсегда вошедшую во флотский фольклор, — «Спит девятый отсек, спит, пока что живой…», — было недосуг искать и расспрашивать уцелевших. Тем более, что подводные лодки продолжали гореть, тонуть, сталкиваться. Одни катастрофы заслоняли другие…

Но однажды в мою московскую уже жизнь ворвался человек со смятенной душой и неуемным темпераментом — бывший минер с К-19 Валентин Николаевич Заварин. Выложил на стол толстенную папку с письмами, рукописями, фотографиями:

— Читайте!

И исчез, умчавшись на «Красной стреле» в Питер.

Честно говоря, я не собирался загораться этой мрачной темой. Еще не отошел от похорон моряков с «Комсомольца». Еще стояли перед глазами всплывавшие женские трупы со злосчастного «Адмирала Нахимова». Еще не закончена была печальная хроника гибели С-178 на Тихом океане… Да что я, флагманский плакальщик флота?! Сколько можно: пожары, трупы, взрывы?! Пусть пишут другие. А мне по ночам уже снится. Не буду писать! Приедет Заварин — верну ему все.

Заварин не приехал. Вскоре мне выпало ехать по делам в Питер. Я захватил с собой его папку. А по дороге, в вагоне, стал читать. Первым попалось письмо отца сгоревшего в девятом отсеке главстаршины Васильева. Петр Васильевич заклинал командующего Северным флотом вернуть ему тело сына для захоронения на родине. Письмо было адресовано двоим — комфлоту и начальнику политуправления:

«Дорогой Федор Яковлевич! Дорогой товарищ командующий КСФ!

Дорогие и бесценные наши товарищи!

В момент страшнейших мучений, тяжелейших переживаний и максимального отчаяния, мы вновь обращаемся к вам с величайшей родительской просьбой о помощи, со слезами горечи и боли сердец своих просим и умоляем вас помочь нам уменьшить наше родительское горе, облегчить наши страдания и удовлетворить нашу единственную просьбу, а именно: доставить гроб с прахом погибшего нашего сына Васильева Александра Петровича, рождения 1948 года, к месту нашего жительства: Псковская область, Опочецкий район, село Глубокое.

За что всю свою жизнь до последнего дыхания будем искренне и бесконечно в поколениях благодарить вас и верить в право человека и правду нашей жизни. Ведь всю свою сознательную жизнь мы внушали своим детям и воспитанникам в школе, что наша жизнь прекрасна уже одним тем, что она — правда, что только в нашей Советской стране человек человеку — друг, товарищ и брат. И мы верим в эту правду. Но вот у нас самих случилось ужасное горе — в мирное время, на фоне общего благополучия людей, когда кругом счастье и радость, трагически и безвременно погиб на подводной лодке в Атлантическом океане 24 февраля сего года дорогой наш сын. И если действительно в нашей стране человек человеку — друг, товарищ и брат, и это — правда, то и мы в эту тяжелейшую минуту в нашей жизни обращаемся к вам, как своим братьям по крови и соотечественникам по Советской Родине, за братской, родительской и отцовской помощью с надеждой и уверенностью в том, что вы не останетесь глухими и бесчувственными к нашим стонам и рыданиям, а выполните свой долг перед своей совестью и памятью погибших достойно, благородно, по-советски и доставите гроб сына для перезахоронения по месту нашего жительства, где он провел свое нелегкое детство, трудные школьные годы, короткую юность. За что перед ним я в вечном долгу и никогда не прощу себе свою вину отца…

Собравшись с духом и не теряя надежды на положительное решение нашей законной просьбы о прахе сына, на прошлой неделе я сам поехал в Москву и попал на прием в Министерстве обороны СССР к старшему юрисконсульту полковнику юстиции Петрову В. А. (А. А. Гречко в отпуске), который оказался замечательным человеком и уделил мне максимум внимания. Пребольшое ему спасибо. Он разыскал путь моего первого письма и сказал, что удовлетворение нашей просьбы о перезахоронении гроба с прахом сына в компетенции и совести командования Северного флота, которое само правомочно решить этот вопрос положительно, написал ваш адрес и порекомендовал сразу обратиться к вам с уверенностью об удовлетворении нашей просьбы, не прибегая к жалобе в вышестоящие инстанции.

Распорядитесь, пожалуйста, в порядке исключения, чтобы гроб с прахом сына в ближайшее время был доставлен для перезахоронения к месту нашего жительства, чтобы мы все могли в любое время по традиционному русскому обычаю ходить на могилу не неизвестного солдата, а дорогого и родного сына, отдавшего жизнь за безопасность Советской Родины.

Поскольку не предусмотрели вы это сначала, то не представляет для вас больших трудностей сделать это теперь, пока могила без плиты и обелиска, ночи стали длиннее и холодней, собрался экипаж из отпуска и хорошо все знают схему захоронения гробов. Ведь гроб сына можно извлечь ночью, оцинковать и самолетом отправить до Пскова. А здесь мы позаботимся сами.

Для вас все это не стоит ничего, а для нас это все — вопрос жизни и смерти семьи».

Кстати говоря, после разговора с Кулибабой зашвырнул Васильев свой вальтер подальше в море. Оно и без того немало жизней взяло…»

One thought on “Об отце Александра Васильева

  1. © Н.А. Черкашин «Хиросима всплывает в полдень». Впрочем, по другим сведениям, все происходило несколько не так, как описывает известный писатель-маринист. Да и в этой книге у него много «ляпов».

Добавить комментарий